— Эти его замечания у костра. Он меня выбесил не меньше, чем тебя, — губы её сжались, глаза стали злыми. Стас подумал, что она и сейчас ненавидит Родиона, даже мёртвого. — Когда-то я была замужем, я тебе говорила. Родион при всех на него наезжал, как и на тебя. А потом умудрился что-то такое наговорить, что тот... — она не закончила, сжала кулачки. Стас чуть стиснул её запястье. Сам он считал, что если так просто было оговорить Вику в глазах мужа, значит, это был не тот человек, вот и всё.

Люба вздохнула:

— Зайчонок, не кори себя, — она кротко взглянула на Вику, — я сама в тот момент ему смерти желала. Опять он к тебе цеплялся, козёл такой. Мало ему...

Соня в этот момент вскочила и отошла от костра. Вася потянулся за ней, но Люба качнула головой и прошептала:

— Да не трогай ты её, — и, посмотрев прямо в глаза Стасу, добавила, — я думаю, перед тем, как бутылка полетела в костёр, каждый пожелал ему смерти.

Мужчины молча кивнули. Стас поднял бровь. Это было что-то новенькое. Может, действительно, их совместное острое желание воплотилось в тот момент? И нет убийцы-человека? Но как? С другой стороны — а как они не могут выйти отсюда? Нельзя исключать ни одной возможности, даже самой нелепой.

Стас глянул на дальнее костровище, где у тела мужа сидела Кристина. Глянул и обомлел.

***

Дьяволов песок, он везде. Кристина, полусогнувшись, брела по пляжу. Виски страшно ломило, в горле першило — она наглоталась пыли и сорвала голос, пока вопила там, у воды. Она подошла к телу Родиона. Свет от дальнего костра лишь слегка обрисовывал контуры лица и тела.

Кристина присела на бревно рядом, словно у кровати больного.

Тут же всплыла картинка, как она сидит вот так же в больнице, а Родька валяется на скомканных простынях после удаления аппендицита, на редкость беспомощный и весь в её власти. Как он ныл и канючил, когда очнулся... Мужики всё-таки не умеют терпеть боль, не в их это природе. Кристина посмотрела на мужа. Порывом ветра унесло куртку, которой он был укрыт, белое лицо немного припорошило песком, рану не было видно в тени широкого подбородка. Она аккуратно отряхнула песок с его лица, погладила по щеке. Щетина уже немного проросла. Он ненавидел, когда лицо зарастало, брился каждое утро, был помешан на этом. Кристина вздохнула.

«Я посижу тут с тобой немного, ты не против? С ними там скука. Все опять передрались, и Соня, как всегда, истерит. Тебя не хватает, Родька, ты умел их строить».

Она обняла колени руками, покачалась.

«Зачем это случилось именно с тобой? Почему не Васю, не Толика? Ты самый сильный из них, поэтому?» Она положила голову себе на колени, смотрела на его лицо, не отрываясь, глаза поблескивали в темноте антрацитом.

«Что я скажу Ване? А он будет спрашивать, он всегда за тобой ходит тенью, ты не представляешь, как он бесился, когда узнал, что мы едем на Алтай без него. И кто... кто мог это с тобой сделать? Я не понимаю. Вася тюфяк, Толик истерик. Соня? Это она?»

Женщина согнулась, обхватила голову руками. Ярко-алые ногти впились в волосы.

Образы лезли навязчиво, но невнятно — атласная обивка гроба, тонкие пальчики сына, Родион в чёрном. Но все это не вязалось в одну картину, мелькало отдельными кадрами. Кристина встряхнула головой, попыталась привязаться мыслями к «здесь и сейчас». Вот песок, бревно, тело мужчины. Она сидит. Ваня ждёт её дома. Всё в порядке, она — есть, отвечает за себя и нормальная. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Ей нельзя сейчас проваливаться. Нельзя. Кристина всхлипнула, замерла, на несколько секунд застыла, уставившись в одну точку. Потом встряхнулась, провела ладонью по лицу, осмотрела в полутьме маникюр, глянула на мужа.

Похлопала по заскорузлой от крови ткани на груди, погладила мёртвое лицо.

Отодвинула бревно, ухватила тело за ноги и поволокла к воде. Тащить было не очень далеко, метров тридцать, и по песку дело шло споро. Она успела добраться до самой кромки берега, когда из лагеря донёсся изумленный вопль:

— Эй, Крис, ты что делаешь?!

Глава 11

Кристина поднялась и пошла к ним. Она была совершенно спокойна.

– Вы запах не чувствуете совсем? – холодно спросила она, подойдя к костру.

– Нет, не чувствуем, – Вика зябко повела плечами, заглянула в тёмные глаза подруги. Та присела рядом с ней, протянула к огню тонкие пальцы.

– А я – чувствую. Кто-то должен был хоть что-то предпринять, – сухо промолвила она. Стас молча наблюдал.

– Ну ты даёшь, Крис, - присвистнула Люба, – мы вообще-то воду оттуда берём. Давай всё-таки не будем…

Кристина опустила голову, вздохнула:

– Тяжко мне так рядом с ним. Тяжело, понимаете? – она обвела всех грустным взглядом. Женщины отвернулись, Вася засопел и подбросил в огонь ветку, снова поставил чайник. Стас подумал, что если они отсюда выберутся, он вообще больше не сможет пить чай. Вика положила Кристине на плечо ладонь, тихонько потрепала. Та не отреагировала.

– Это место преступления, – сухо проговорил Стас, – там не надо ничего трогать.

– Место преступления, – скривилась Кристина, – неужели ты до сих пор веришь во всю эту чушь? Расследование? Дактилоскопия? Полицейские с собаками, да? Ерунда. Мы тут просто сгинем, а там, снаружи, найдут наши тела. Как тех, на перевале Дятлова, нашли мёртвыми, и никто так и не знает, что случилось. Вот, станем ещё одной загадкой.

– Ну уж, – махнула рукой Люба, – скажешь тоже.

Вася повозился с чайником и протянул Кристине кружку чая:

– Попей, Крис, согрейся.

Она удивленно взглянула на него, кривовато ухмыльнулась, но кружку взяла. Сделала несколько глотков.

Люба разливала кипяток в дошираки. Стоило ей облегчить душу, хорошее настроение вновь вернулось. Она чуть ли не напевала, орудуя у столика с припасами.

Стас размышлял о том, как новая информация может помочь в расследовании. То, что отцом Ивана был Толик, ничуть не говорило о его вине. Мало того, что Родион мог и не знать об этом, так даже если и знал, что это меняло? С чего Толику его убивать? Скорей бы тогда Родион готов был убить Толика. Но, насколько понял Стас, разрыв их дружбы произошел именно со стороны Романова, а Родион, наоборот, переживал из-за этого.

Эта история никаким боком не прилаживалась к убийству, как ни крути.

– Люба, – спросил Стас, – ты это зачем нам рассказала? Как оно повлияло на произошедшее здесь?

Люба пожала плечами:

– Я не знаю. Меня эта история давила. А голос в голове, ну тот, во время шторма, он всё твердил: расскажи да расскажи. Вот я и рассказала. Без понятия, что из этого следует. Ничего? Возможно, брак Родиона и Крис не был таким уж идеальным? – она впервые прямо глянула на Кристину, но та опустила голову и отвечать не торопилась.

Люба, не дождавшись ответа, сменила тему:

– Странно конечно. Только что такой ураганище завывал, и вдруг так тихо.

Она осмотрелась вокруг, словно выискивая источник этой тишины. Но за пределами очерченного светом пространства по-прежнему ничего видно не было. Костер немного разгорелся и стал ярче, приглушая окружающий мрак еще сильнее.

Стас видел, как Люба поежилась и плотнее обхватила кружку с чаем двумя руками. Он легко мог её понять. Жутковатые ощущения вызвал короткий шторм, словно искусственный. Навязанный им кем-то и тут же «выключенный», как только они сделали верный шаг.

– Прислушайтесь, – вдруг сказала Люба. – Слышите?

Все прислушались. Тишина не была абсолютной, вода журчала, и в ветвях иногда как будто шелестел ветер. Но в сравнении с бурей спокойствие было неестественным, давило.

– Чего слушать-то? – пробурчал Вася. Он беспокойно озирался, Соня до сих пор где-то бродила там, в темноте.

– Шума воды почти совсем не стало. Странно. Река ведь не могла замереть?

Стас вспомнил свои ощущения, когда ходил за водой перед штормом. Как ему казалось, что на поверхности резиновая пленка. И впрямь река словно все замирала и замирала. Будто время постепенно замедляло свой бег. Будто они приближались к какой-то точке. К судному часу. Как поезд, подходя к станции, замедляется. Неспеша, плавно, но в конце концов окончательно замирает. Его передернуло. Замереть тут, как мухи в янтаре? Крис права, как дятловцы. Потом будут про них документальные фильмы снимать. Стас отбросил гнетущие мысли, встрепенулся.